Западные СМИ стали иначе говорить о конфликте на Украине, пишет Мэри Дежевски в статье для Independent. Всё изменилось после взятия Мариуполя, считает она. Журналистка призывает Запад не приукрашивать ситуацию в пользу Киева.
А вы заметили, что мы перестали просыпаться под новости о последних победах героев-украинцев и провалах дикарей-русских? Заметили, как речи президента Владимира Зеленского с призывами к единению – в том числе последняя из них, адресованная плутократам в Давосе – получают всё меньше эфирного времени?
Частично всё это, конечно, можно объяснить тем, что новости естественным образом сменяют друг друга. Начало российской военной операции на Украине три месяца назад было настолько шокирующим, а реакция Зеленского и его коллег такой самоотверженной, что интерес публики бил все рекорды. Мы столкнулись с конфликтом, ужасным полномасштабным конфликтом в Европе, хорошо смотрящийся на экране актер превратился во вдохновляющего военного лидера, а храбрые украинские Давиды стали затыкать за пояс неуклюжего российского Голиафа.
Может быть, есть предел тому, сколько массовый зритель может пробираться сквозь незнакомые имена и места, находящиеся так далеко от наших островов, а первый шок – и неизбежная угроза более масштабного конфликта – поутих. Вероятно, неизбежным было то, что повестку дня возглавят более близкие нам проблемы, в том числе – и в Великобритании, и в Европе – резко растущая стоимость жизни (пусть даже частично это и было спровоцировано конфликтом).
А может быть всё потому, что за конфликтом стало сложнее следить. Более широкая картина – угроза Киеву, огромная российская танковая колонна, разрушения во втором городе страны Харькове и мучительное противостояние на металлургическом заводе “Азовсталь” в Мариуполе – уступила место сравнительно более мелким событиям в небольших городах и на переправах Донбасса. Карты, на которых раньше была четкая граница между украинским голубым и желтым и российским белым, синим и красным, перестали быть такими понятными. Стало меньше съемок с мест событий, сделанных на смартфон местными жителями. Доступ для журналистов тоже оказался затруднен, поскольку зона боевых действия в Донбассе расширилась.
Однако я боюсь, что даже все эти факторы вместе взятые не могут полностью объяснить, почему события на Украине стали меньше освещать – особенно на радио и телевидении и особенно в англоязычном мире. Изменился не только объем информации об Украине в наших новостных СМИ, но и само их освещение. Я бы сказала, что изменения произошли с падением Мариуполя 17-18 мая.
И дело не только в том, что победа России в Мариуполе в любом случае должна была стать переломной точкой конфликта, поэтому за город велись такие бои – это был крупный порт, который препятствовал сухопутному коридору из России в Крым и который отчаянно сопротивлялся с самого первого дня операции. Всё дело в том, что рассказали нам всё совсем иначе.
Похоже, ООН и Международный Красный Крест добились соглашения, которое позволило эвакуировать тяжелораненых (кое-что из этого нам показали). Соглашение, кажется, также предусматривало выход оставшихся двух с чем-то тысяч бойцов. Об этой операции говорили как об эвакуации, и мы её толком не видели. В России эти события представляли как капитуляцию – это слово в англоязычных источниках в основном избегали, – пусть даже бойцы и стали военнопленными.
Западный мир последовал примеру Зеленского, который восхвалял героизм бойцов и говорил, что их эвакуировали, чтобы не допустить дальнейших страданий, и вскоре обменяют на российских пленных. Конечно, всё это может быть правдой, вполне понятным самообманом или выдумкой, направленной на поддержание духа в разгар конфликта. Однако ни Запад в лице Соединенных Штатов или НАТО, ни Великобритания не являются стороной конфликта – мы очень много сил приложили к тому, чтобы не допустить никаких намеков на прямое участие, – и мы не должны приукрашивать реальность. Для Украины – и с символической точки зрения, и на практике – это оказалось большим ударом.
Где-то через неделю после этих событий стало всё сложнее утверждать, что Украина побеждает. Постепенно начали признавать, что ведутся ожесточенные бои, и что Россия добилась, пускай ограниченных и, возможно, временных, успехов. 19 мая тон Зеленского резко изменился, и он заявил, что Донбасс “уничтожают”, и там творится “ад”. Три дня спустя он сказал, что Украине грозят потери в 100 человек в день и что с середины апреля украинская армия потеряла где-то 2,5-3 тысячи бойцов убитыми и до 10 тысяч ранеными. Ранее украинская сторона регулярно сообщала о российских потерях, но о своих говорила очень мало.
Существует мнение, что Зеленский, возможно, начал приучать украинцев к мысли о необходимости переговоров с вероятными уступками. Другие же говорят, что он просто пытается получить больше помощи у Запада. Однако сложно не заметить, что меньшее освещение украинских событий в новостях – особенно в Великобритании – совпало с тем, что удача отвернулась от Киева.
То, что нам рассказывают последнюю неделю, радикально отличается от недавних заявлений о том, что Украина может одержать безоговорочную победу и вернуть себе все территории, в том числе Крым. Не соответствует это и заявлению министра обороны США, который хотел видеть Россию настолько ослабленной, что она не смогла бы в будущем проводить подобные операции.
Но конфликт далек от завершения: многие военные эксперты говорят, что сейчас он вступил в фазу борьбы на истощение, которая может продлиться многие месяцы и даже годы. Вполне вероятно, что всё может вновь повернуться в пользу Украины, и что Москва по неизвестной причине может решить завершить операцию.
А между тем Западу пора перестать приукрашивать расстановку сил и преуменьшать провалы Украины. Исход, каким бы он ни был, будет строиться на том, что происходит на самом деле, а не на том, каким мы это хотим видеть. И то, что Украина вернет свои территории на поле боя, тоже нельзя воспринимать как нечто само собой разумеющееся.
Зеленский дал общее представление о последних потерях украинской стороны и о том, какие потери она может понести в Донбассе. Однако масштаб ущерба, понесенного Украиной, намного больше. По сделанной на прошлой неделе оценке американского аналитического центра “Атлантический совет”, 30% украинской инфраструктуры было уничтожено. Существуют прогнозы, согласно которым ВВП Украины может сократиться на 30-45% в 2022 году.
По словам министра финансов Украины Сергея Марченко, конфликт уже обошелся стране в 70% ожидаемых доходов, а ежемесячный дефицит составляет пять миллиардов долларов. Около шести миллионов украинцев бежали из страны – и не все из них вернутся, – а восемь миллионов переселились в пределах её территории.
Потери огромные, как их не оценивай, и с ходом конфликта они только растут. Однако сейчас ущерб, который понесла Украина, – это тот самый аспект конфликта, который занимает далеко не первое место в сообщениях западных СМИ, уступая героической решимости украинцев и жестокости и некомпетентности России.
Однако масштаб ущерба – в человеческом, территориальном и материальном выражении – начинает становится предметом вполне публичного обсуждения, которое раньше ограничивалось только сторонними наблюдателями, о том, когда и на каких условиях Украина может задуматься о сокращении потерь. “Реалисты” (в том числе опытный дипломат Генри Киссинджер) считают, что это произойдет очень скоро. А вот “идеалисты” (в том числе наш собственный министр иностранных дел Лиз Трасс) говорят, что не раньше полной победы Украины.
Президент Украины Владимир Зеленский пока что выражался двусмысленно: намекал на уступки и говорил о желании бороться. Но однажды – и, может быть, очень скоро – ему придется сделать выбор.
Мэри Дежевски – Один из наиболее уважаемых британских комментаторов по России, ЕС и США. Работала в качестве иностранного корреспондента по всему миру, включая Вашингтон, Париж и Москву. Ведет еженедельную колонку в газете The Independent, регулярно пишет для газеты The Guardian и многих других британских и международных изданий, а также часто выступает на радио и телевидении. Является членом дискуссионного клуба «Валдай» с 2004 года, каждую осень ее приглашают на встречи с российскими лидерами. В прошлом — почетный научный сотрудник Букингемского университета (The University of Buckingham)