Ахмет Куру, профессор политологии Государственного университета Сан-Диего, анализирует проблемы авторитаризма и социально-экономической отсталости в 50 странах с мусульманским большинством в своей книге Islam, Authoritarianism, and Underdevelopment: A Global and Historical Comparison («Ислам, авторитаризм и отсталость: глобальное и историческое сравнение»), Cambridge University Press, 2019. Книга получила две академические награды и переведена или находится в процессе перевода на девять языков. В интервью CAAN Ахмет Куру рассказывает, какие факторы могут объяснить как общее отставание в обществах с мусульманским большинством, так и “золотой век” раннего мусульманского Просвещения.
Главный аргумент Вашей книги объясняет общее отставание в обществах с мусульманским большинством тем, что мусульманские религиозные лидеры (улемы) были составной частью государства. Не могли бы вы прояснить это? Основано ли ваше исследование на странах Ближнего Востока и Северной Африки? В светских странах Центральной Азии, к примеру, такой союз улемов и государства, похоже, не имеет прямого применения или нет?
Большое спасибо за это интервью, которое дает возможность представить мою книгу читателям в некоторых частях Евразии, особенно в Центральной Азии. Как регион, Центральная Азия играла ключевую роль в золотом веке мусульманской науки и экономики между девятым и одиннадцатым веками. Моя книга подробно описывает этот период, объясняя, как Фараби, аль-Хорезми, Ибн Сина, Бируни и другие мусульманские эрудиты внесли актуальный вклад в философию, математику, медицину, оптику и различные другие области науки того времени. В эту золотую эру в мусульманских обществах также развивался динамичный класс торговцев и предпринимателей, которые вели межконтинентальную торговлю и развивали финансовые институты, такие как чеки и переводные векселя. В то время мусульманского прогресса Западная Европа была отсталой в научном и экономическом плане.
Моя книга подчеркивает две особенности научного и экономического развития, имевшего место между девятым и одиннадцатым веками в Центральной Азии, на Ближнем Востоке и в Северной Африке. Во-первых, такое развитие стало возможным благодаря совместным усилиям людей с разным религиозным происхождением: мусульман-суннитов, мусульман-шиитов, агностиков, христиан, иудеев и т. д. Мусульмане доминировали, но они сотрудничали с другими и учились у них. Во-вторых, в этот период существовало определенное разделение между исламскими учеными (улемами) и государственной властью. Подавляющее большинство улемов, в том числе такие видные деятели, как Абу Ханифа, Малик, Шафии и Ибн Ханбал, отказались от государственной службы. Это разделение религии и государства в значительной степени способствовало философскому динамизму золотого века.
Тем не менее, после XI века в Центральной Азии, Иране и Ираке началась многоуровневая трансформация. Экономический кризис того времени вызвал институционализацию централизованно-государственной системы распределения земельных доходов, системы «икта». Тем временем аббасидские халифы в Багдаде, сильно ослабленные растущими шиитскими силами, призвали к объединению суннитских султанов и улемов. В рамках этого призыва они объявили некоторых шиитов, богословов-рационалистов (мутазилитов) и философов отступниками, в отношении которых выносился смертельный приговор. Этот призыв получил отклик в среде новой военной силы — только что возникшей империи сельджуков в Турции, которая в итоге стала доминировать в большей части Центральной Азии, Ирана, Ирака и Анатолии. Сельджуки расширили полуфеодальную систему «икта», наложившую ограничения на социальную роль торговцев, ранее финансировавших независимых исламских ученых.
Великий визирь сельджуков Низам аль-Мульк смог заполнить финансовый вакуум, основав ряд медресе, так называемых “низамии“. Эти медресе помогли установить суннитскую ортодоксию, объединив ранее конкурирующие школы юриспруденции и теологии. Они также способствовали тому, что суннитские улемы объединились с государством против шиитов и других «неортодоксальных» групп. То есть то, что я назвал «союзом улемов и государства», возникло в XI веке в Центральной Азии, Иране и Ираке при сельджуках. С двенадцатого по четырнадцатый век сельджукская модель союза улемов и государства распространилась на другие суннитские государства в Сирии, Египте и Северной Африке, особенно на мамлюкскую империю.
Между пятнадцатым и восемнадцатым веками Османская империя, империя Сефевидов и Великих Моголов ввели свои версии союзов улемов и государства. Эти империи были мощными в военном отношении, но им не удалось возродить интеллектуальный и экономический динамизм ранних мусульман, потому что они искоренили роль философов и маргинализированных торговцев. Более того, они не осваивали технологию книгопечатания около трехсот лет.
В течение девятнадцатого и двадцатого веков многие реформисты, жившие в Османской империи, Египте и на колонизированных мусульманских землях, признавали, что союз улемов и государства препятствует развитию мусульманских обществ. Однако их попытки реформ оказались в основном безуспешными по трем основным причинам. Первый – это сопротивление улемов. Исмаил Гаспринский и другие джадиды столкнулись с этим сопротивлением, пытаясь реформировать систему образования мусульман в царской России. Второй причиной была колонизация всего мусульманского мира. Без независимости вы не сможете по-настоящему добиться развития. Третьей и последней причиной были политические ошибки реформистов. Даже в независимых странах, таких, как поздняя Османская империя и республиканская Турция, реформисты защищали политику авторитарной модернизации и заменили улемов бюрократами. Эти реформисты на самом деле не поощряли появление интеллектуального класса или предпринимательского класса .
Как видите, Центральная Азия имеет решающее значение для моего анализа золотого века раннего мусульманства, возникновения союза улемов и государства после XI века и современных попыток реформ, направленных на то, чтобы бросить вызов влиянию улемов.
Я согласен с вами, что все пять республик Центральной Азии и Азербайджан являются светскими государствами, где улемы не имеют формализированной роли. Тем не менее, мой анализ по-прежнему очень актуален для этих светских республик. Моя книга рекомендует систему, в которой политические, религиозные, интеллектуальные и экономические классы могут действовать автономно, и ни один из них не может доминировать над другими. Такая система будет производить творческих интеллектуалов и динамичный класс экономически активных предпринимателей. Однако эти шесть светских республик имеют централизованные государственные системы. Их улемы не являются независимыми; напротив, почти во всех этих республиках улемы являются государственными служащими. Более того, многие из этих стран имеют экономические системы, основанные на ренте, особенно на доходах от продажи нефти и природного газа. Следовательно, несмотря на наличие светских режимов, в этих республиках нет ни подлинного разделения религии и государства, ни системы, в которой могут появиться динамичные интеллектуалы и класс экономически активных предпринимателей.
Вы упомянули о научных достижениях ранних мусульман. Есть такая известная книга «Утраченное просвещение» Фреда Старра, популярная в Центральной Азии, где население считает многих мусульманских интеллектуалов прошлого своими. Интеллектуальный упадок с тех пор очень часто объясняют монгольским нашествием. Однако некоторые ученые утверждают, что даже при монголах научное развитие не останавливалось. Что ваша книга говорит нам о роли монгольского нашествия?
В моей книге есть отдельная глава, посвященная монгольскому нашествию и крестоносцам между двенадцатым и четырнадцатым веками, тому, как они разрушали города и убивали большое количество мусульман. И монголы, и крестоносцы оказали противоречивое влияние на союз улемов и государства. С одной стороны, падение большинства мусульманских государств, за исключением Айюбидов, а затем мамлюков в Египте и берберских династий в Марокко/Андалусии, ослабило этот союз. С другой стороны, угроза, которую представляли монголы и крестовые походы, побудила многих мусульман искать защиты как у военного государства, как возможного защитника от захватчиков, так и у улемов, объясняющих смысл тяжелой жизни в результате вторжений и резни. Более того, акцент крестоносцев на «религиозной войне» перекликался с аналогичными настроениями мусульманской стороны, что еще больше укрепляло союз улемов и государства.
Как Вы подчеркнули, монгольское нашествие имело неоднозначные последствия для экономики и науки. С одной стороны, у мусульманские торговцев несколько расширились возможности от политического объединения Евразии. Монголы также внесли свой вклад в естественные науки, например, покровительствуя обсерватории в Мараге (Азербайджан). Тем не менее в целом действия и монгол, и крестоносцев привели к ухудшению коммерческой и научной деятельности во многих мусульманских городах. Монгольское нашествия нанесло особый ущерб, поскольку они разрушили ирригационные системы и способствовали распространению кочевого скотоводства в Центральной Азии. В 1999 году я посетил Куня-Ургенч в Туркменистане; люди все еще говорили о разрушении города монголами.
Перенесемся в современность. Вы упомянули джадидов – мусульманских модернистов Российской империи. Центральная Азия, особенно Татарстан, является интересным примером из-за интеллектуального и культурного влияния России. Тем не менее, несмотря на наличие выдающихся интеллектуалов в среде джадидов, Центральная Азия в начале ХХ века, а также и нового времени не достигла большого прогресса и отмечена коррупцией, бедностью, недостаточным образованием, хотя, может быть, и меньшим насилием. Какова роль российского колониализма в этой ситуации? Вы специально отмечаете в книге, что не согласны с аргументом о том, что западный колониализм является первопричиной проблем мусульманских обществ. Находите ли вы преимущества колониализма, которые некоторые видят в случае с Центральной Азией? Советский Союз (не имперская Россия) строил школы, переводил книги и обеспечивал всеобщий доступ к университетам. Был ли западный колониализм заметно другим?
Во-первых, современные проблемы авторитаризма и отсталости существуют не только в Центральной Азии, но и во всех других регионах мусульманского мира. Из 50 стран с мусульманским большинством только пять сегодня являются электоральными демократиями. Страны с мусульманским большинством также демонстрируют более низкий уровень социально-экономического развития, что отражается в социально-экономических критериях, таких как ВНД на душу населения, ожидаемая продолжительность жизни, количество лет обучения и уровень грамотности по сравнению со средними мировыми показателями.
Есть два хорошо известных объяснения проблем этих стран. Некоторые обвиняют ислам. Моя книга объясняет слабые стороны этого объяснения. Обвинение ислама в том, что он препятствует прогрессу, не объясняет научных и социально-экономических достижений ранних мусульман, о которых мы только что говорили. Более того, 50 стран с мусульманским большинством демонстрируют различия в политических режимах и социально-экономических условиях.
Другие обвиняют колониализм. Как вы справедливо подчеркиваете, моя книга также критически относится к этому аргументу. Хронологически научный и экономический застой мусульманского мира начался задолго до того, как в XVIII веке началась повсеместная колонизация мусульманских земель западными державами или Россией. Для сравнения, несколько постколониальных немусульманских стран Азии и Латинской Америки добились развития и/или демократизации, что показывает, что колониальное прошлое не является детерминистическим препятствием развитию и демократизации.
Сказав это, мое общее мнение о западном и русском колониализме, конечно же, отрицательное. В книге я документирую, как колонизаторы эксплуатировали ресурсы Америки, Африки и Азии. Они поработили миллионы африканцев и убили миллионы американцев. Их общее влияние на мусульманский мир также было крайне негативным. Даже если они построили несколько школ и университетов, колонизаторы всегда ставили в приоритет свои собственные интересы.
Насилие — это отдельная тема, которой посвящена ваша книга. Как вы объясните частые случаи политического насилия в некоторых странах с мусульманским большинством? В частности, правительства стран Центральной Азии обычно обвиняют исламистов в любых беспорядках и вспышках насилия. Режимы боятся политической силы религии — когда определенные политические группы апеллируют к обделенным гражданам, используя религию. Поэтому за любой внутриполитической борьбой часто следует преследование каких-то религиозных общин. Что бы вы сказали по этому вопросу?
Насилие — это общечеловеческая проблема. Мы только что говорили о колониализме: западный и русский колониализмы были основаны на насилии. Исторически Британская империя вторгалась или воевала в 171 стране. В настоящее время военные расходы США составляют более трети всех мировых военных расходов. Даже в негосударственном насилии фашистские и коммунистические группы были более активны до 1980-х годов. Тем не менее, после краха коммунизма во всем мире исламистские группировки стали главными виновниками террористической деятельности. Кроме того, несколько стран с мусульманским большинством недавно пережили гражданские войны. Это способствовало укреплению предполагаемой связи между насилием и исламом.
С одной стороны, это заблуждение. Ислам, как и другие религии, может быть истолкован пацифистским или милитаристским образом. Мы также должны помнить, что политическое насилие имеет множество причин, включая социально-экономические проблемы и авторитарное управление государством. С другой стороны, некоторые интерпретации ислама, такие как джихадистский салафизм, связаны с насилием, и мирные мусульмане должны осудить эти радикальные интерпретации.
В странах Центральной Азии, а также в некоторых других светских республиках, таких как Франция, следует различать две вещи. Первое – справедливая и искренняя озабоченность по поводу терроризма. Борьба с терроризмом является обязанностью государственных органов. Второе — секуляристское предубеждение против религиозной деятельности в общественной сфере и желание криминализировать ее. Моя первая книга Secularism and State Policies toward Religion («Секуляризм и государственная политика в отношении религии»), 2009, была критикой французского и (старого) турецкого секуляризма. В ней исследуется, как «напористый секуляризм» во Франции и (старой) Турции исключает определенные мусульманские религиозные символы из публичной сферы, тогда как «пассивный секуляризм» в Соединенных Штатах допускает публичную видимость религий. Я по-прежнему считаю, что дружественный к религии секуляризм американского типа лучше подходит для демократии и прав человека.
Наконец, каким вы видите будущее секуляризма в мусульманских обществах? Что думает молодое поколение о связке улемов и государства? Есть ли какие-либо опросы, которые мы можем взять в качестве темы для обсуждения? Как вы смотрите на перспективу любого реформирования ислама?
Большое спасибо за все ваши сложные вопросы. Позвольте мне кратко ответить на этот вопрос. Если мы возьмем секуляризм, как конституционное разделение религии и государства, то это необходимо на благо как религии, так и государства. Союз между ними порождает коррупцию, несправедливость и авторитаризм. Если говорить о светском образе жизни, то несколько последних опросов показывают, что молодежь в Турции, Иране и ряде арабских стран становится более светской и менее религиозной. Это происходит в то время, как всеми этими странами правят в разной степени исламистские правительства. На самом деле эти два явления связаны: молодые люди реагируют на исламистские режимы и обвиняют в этом религию.
Я считаю, что необходимо признать, что исламистская точка зрения, которая представляет ислам, как решение всех проблем, потерпела неудачу. Ислам, как религия может внести свой вклад в нравственность современного общества. Но ислам — это не решение всех социально-экономических и политических проблем мусульман. Иными словами, необходима реформа, чтобы отделить ислам от государства.
Между восьмым и одиннадцатым веками существовало определенное разделение между исламской и государственной властью. Если мусульмане извлекут уроки из разнообразия и творчества того периода, они могут снова повторить свои научные и экономические достижения. Я не рекомендую мусульманам полностью подражать западным образцам; вместо этого я рекомендую им принять их собственную историю непредубежденности, динамизма и продуктивности.
